Дуня

[2106gtr]

В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и весь пубертатный период старалась держать меня
подальше от родных и знакомых, на все лето отправляла меня в
пионерский лагерь. Пионерский лагерь состоял из бараков с детьми, домика администрации и четырех туалетов. Туалеты состояли
кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и говна с хлоркой.
Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и обсаживали их кустами.
Девочки долгое время думали, что я мальчик... В общем, со мной
не дружили. В ту роковую ночь полуночный понос стал моим един
ственным товарищем.
Поносил весь лагерь: зеленые фрукты, немытые руки повара и всякое дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи делали свое дело
. Дырки в тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот
человек и девочки ходили срать
парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтоб первая не вляпалась в продукты распада предшественниц. Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала солянку в гордом одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны только очертания
, и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое говно. Неожиданно какая-то тень метнулась прямо
на меня, я заорала, резко дернула неустойчивым туловищем, ног
и проехались по чьему-то поносу и я вошла в очко как хорошо смазанная гильза. Фак! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу
дерьма, над головой смутно виднелась очко, если кто-нибудь сейчас придет гадить, то положение мое ухудшится. Надо выбираться!
Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до
очка руками: это, блин, было сложно - все твердые опоры были скользкими, как суки! Ухватившись за края дыры, я подтянулась и
высунула башку: от свежего воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только волей к свободе. Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за что-то ухватиться, что
б не соскользнуть. Все вокруг было склизким, зацепиться можно
было только за поперечную деревянную балку в полуметре от меня
, я с остервенением пыталась до нее дотянуться, шипя от
напряжения:
- Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!..
Вдруг меня ослепила вспышка света, потом какой-то не то вздох
, не то стон, и глухой стук - я пересрала и свалилась обратно
. Еще полчаса - и я снова над очком. Так.
Тянемся... Есть! Я схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол еле дыша от счастья. Отдышавшись, решила переть к реке отмываться. Метрах в пяти от тубзика валялся директор, рядом
с ним валялся разбитый фонарь - сдох что ли? Я пошла на речку
, отмылась как смогла, а потом позвала людей: может и не сдох
еще, спасти можно.
Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в лагерь он только под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на веранде и ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я
навещала его часто, он меня особенно любил - ведь именно я тогда позвала к нему людей.
На следующий год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго пришел в себя.
Он сказал, что в ту ночь он обходил территорию, случайно услышал странное пыхтение в туалете и открыл дверь. На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул к нему
щупальца и шипел:
- Ну-у-у... Иди же сюда-а... ссссука-а.... Дай, я до тебя дотя
нуссссь!..
За лупоглазую обидно, конечно.